(несколько эпизодов из жизни 2 дивизиона на пл К-244 в 1986 г.)

    Tёмным январским утром сразу после построения на подъем флага Командир «зарубил» сход на берег всему 2-му дивизиону до устранения неисправности матчасти. А неисправность эта была буквально «на лице» - ночью окончательно потух левый кормовой якорный. От этого вид у лодки в темноте сразу же стал какой-то неряшливый. Все равно, как у машины с одной светящейся фарой. Да и навигационная безопасность стоянки, хоть и в родной базе, явно страдала от этого. Обе нити в лампочке безнадежно сгорели.
    Комдив-2 Валерий Александрович нацелил меня на безусловное устранение замечания сегодня же (к слову сказать, в тот день 2-я боевая смена шла вечером домой). Лампочки менять мне раньше, конечно, приходилось, в том числе и в глубоководных светильниках, но ведь до кормовых якорных нужно еще добраться.
    Если лодка - РТМ, да еще на плаву, то это можно сделать только по воде. На тех же лодках, где нет бульбы на вертикальном стабилизаторе, а на его гребне всего один кормовой якорный, можно сколотить лесенку и подобраться к огню, почти не замочив подошв. Нам предстояло без страховки проделать совсем непростой цирковой номер.
    Комдив-2 напутствовал меня: «Найдите срочно какой-нибудь плотик, или шлюпку или еще чего. Если сами ничего не можете – подключите боцмана! (Ивана Петровича). Я рысью прочесал все причалы зоны (интересно, как бы мы дошли, скажем, с 4-го пирса на 8-й на плотике, если бы он там нашелся? Тем более, губа Большая Лопаткина частично покрылась ледком). В шлюпках, какие нашел (редкая штука в столице атомного флота), мне было решительно отказано. Сказали: «не сезон». Комдив-2 уже хмурил брови больше обычного...
    Но нам повезло. На том же 8-м пирсе, только с норда, стояла К-255. Как стемнело, у ее стабилизатора был замечен ялик, а в нем – очень высокая фигура в шинели. Их КЭТГ лейтенант, Алексей Сальников, пытался «оживить» свой кормовой якорный, тоже левый. Огонь они вскрыли, но что-то там не ладилось. Работать с ним у самой воды было не очень удобно, почти как под куполом цирка. (На РТМах постройки до 1981 г. якорные огни располагались ниже наших чуть ли ни на метр. На Камчатке, кстати, их часто срезало при плавании во льдах. «Малахит», очевидно, это обстоятельство со временем учел).
    Леша в итоге махнул на все рукой и причалил к пирсу. Так мы с ним и познакомились. Он великодушно одолжил ялик на вечер, но совершенно не захотел признаваться, где его взял (похоже удача ему улыбнулась на грузовом пирсе за воротами зоны, где разгружалось гражданское судно - сухогруз). Леша только попросил меня вернуть ялик на то же самое место, как только мы закончим свои ремонтные работы с огнем, и быстро удалился…
    С нашим левым якорным работа поначалу тоже никак не ладилась. Шлюпка плясала под ногами, а работать приходилось на вытянутых руках - наш огонь стоял довольно высоко, а все кормовые цистерны у нас были всегда продуты. Чтобы добраться до лампочки, надо сначала отдать ледовое ограждение – фланец с 2-мя стальными прутьями накрест – что-то вроде птичьей клетки, которая должна уберечь светильник от льдин. А на Барракудах пр.945 почему-то такое ограждение не было предусмотрено. Но в жизни они от этого совсем не страдали, т.к. огни тоже стояли высоко.
    С ограждением при постройке К-244 явно «учудили» (уж не знаю, всегда ли так бывает на новых заказах). Те, кто это придумал и кто монтировал, очевидно, считали, что разбирать огонь в следующий раз придется лет через 5 в среднем ремонте, а лампочки до того не перегорят. Крепеж конструкции был капитально залит каким-то герметиком, который удалось соскоблить только с большим трудом. Винты, с головками «заподлицо», были закручены явно пневмоинструментом и требовали применения очень и очень мощной отвертки. Самая большая – пайольная, формы буквы Т - какой мы запаслись у трюмных, была явно маловата. Однако, быстро сообразили применить небольшой изящный ломик с плоским широким концом. Эта фомка как-то прижилась в 6-м отсеке с завода и потом еще часто приходилась всегда очень кстати и выручала нас в разных ремонтных делах. Ломик зажали в аварийную струбцину со щита того же 6-го отсека и получилась огромная отвертка с хорошим крутящим моментом. Но все равно пришлось еще долго колотить молотком по винтам и пыхтеть с изобретенной на ходу отверткой.
    Наконец, все получилось как надо. Отличились электрик 3-го БН 5-3-22 Александр Николаевич и подающий надежды (они потом полностью оправдались) электрик БН 5-55-12 Петр Иванович. Он был недавно из учебки, на лодке всего месяц, но сразу же приглянулся нам на замену БН 5-3-22, которому в декабре уходить в запас. Правда, в последние минуты работы один из злополучных винтов как-то вдруг сам выпрыгнул из рук и булькнул в воду. Такое, увы, бывает часто.
    Вскрытие-закрытие глубоководных светильников в принципе дело несложное, но имеет свои неписанные правила, требует некоторых навыков и собранности. Иначе светильник затечет на глубине и тогда ему (и не только ему) долго еще будет плохо. При неловкости можно еще повредить резиновое уплотнение или плафон (особенно у светильников черт. 813 в ограждении рубки). Вещи эти весьма трудновосполнимые (кое-кто даже ездил в отпуске на завод в знаменитый город Гусь-Хрустальный Владимирской обл. за этими глубоководными плафонами).
    Приведя ялик в исходное, под его кормовой банкой мы с удивлением обнаружили беспечно оставленные соседями дефицитнейшие детали огня с К-255 - стеклянный плафон и ограждение. На следующий день ялик был недвижим. Он вмерз в лед, а сверху его запорошило снегом. На всякий случай, я сообщил о наблюдениях соседям (К-255 вчера уже принял 166-й экипаж). Бывалый комдив-2 Игорь Иванович только хмыкнул – он-то думал, что вчера с их якорными огнями все работы благополучно закончились. А Леша был уже в отпуске, и след его, похоже, надолго простыл*.
    Пару дней спустя на средней палубе 3 отсека я был остановлен Комдивом-3 Евгением Ананьевичем. Заведя меня в закуток у щита обратимого (ЩПР-501), он поинтересовался, как прошла недавняя замена кормового огня, были ли какие сложности или замечания. Я честно доложил ему о наших трудностях с винтами ограждения и о потере.
    Евгений Ананьевич только покачал головой, лукаво улыбнулся, а потом полез в карман канадки. С видом фокусника он извлек утопленный накануне винт.Я так и ахнул. Восстановив дыхание, спросил: «Как же так, где взяли? Когда?».
    Довольный достигнутым эффектом, Евгений Ананьевич только смеялся в ответ - мол, Большой Брат смотрит за тобой и все найдет хоть на дне моря. Но потом вдруг посерьезнел и объяснил, что вчера наши боевые пловцы из батальона ПДСС губы Малой Лопаткина планово осматривали лодки дивизии и углядели нашего утопленника, лежащего на самой кромке левого стабилизатора. Этот винт словно не хотел уходить с родного корабля, чтобы потом век одиноко лежать на дне моря.
    На этом бы нашему памятному разговору и закончиться, но не таков был наш Комдив-3. Уже через несколько минут я примчался к нему обратно со спасенным винтом (для образца резьбы) и свежим эскизом болта (кажется, под ключ 36). А через неделю получил обратно два комплекта новеньких болтов на замену нашим заводским неудобным винтам. Болты «с подачи» Е.А. выточили умельцы ПРЗ-7 в недрах одной из плавмастерских.
    Повод применить новые болты не заставил себя долго ждать. Совсем уже было состоявшийся долгожданный выход на боевую службу досадно обернулся бесконечным боевым дежурством. Все, по-моему, сильно это переживали. А кормовые якорные такое просто не пережили.

    Вскоре снова погас наш правый кормовой огонь, который долго отчаянно держался на одной еще «заводской» нити, а потом, как-то в одночасье, и левый, со свежей январской лампочкой. Произошло это все при стоянке у 9-го пирса. Это обстоятельство нам, казалось бы, помогло. Совсем рядом, у статс-пирса, смотрело носом в сторону поселка пришлое гидрографическое судно, буквально увешанное шлюпками.
    При содействии Командира БЧ-5 Вячеслава Анатольевича были скоро собраны в портфель нехитрые лодочные гостинцы, и я отправился на «белый пароход». Встреча была исключительно приветливой.
    В ходовой рубке старпом ГИСУ участливо меня выслушал и без лишних колебаний запросил по внутренней связи у капитана «добро» помочь «единичке» на ближайшем пирсе - одолжить вечером рабочую шлюпку для замены лампочек в якорном огне. «Добро» - ответил капитан.
    Судовой боцман показал мне шлюпку, скучающую наплаву у правого борта ГИСУ и пару весел. На середине веретена одного из них была замечена ремонтная втулка. Поймав мой настороженный взгляд, боцман посетовал на свою «напряженку» с веслами, тем более с новыми. Однако заверил, что и это не подведет. На том и порешили.
    Вечером все шло «без замечаний», пока мы не взялись за правый огонь. Злополучные винты были явно закручены «насмерть» мощным пневмоинструментом ЛАО и процесс отдачи ограждения сильно затянулся. Комдив-2, выходя наверх покурить, справедливо нас поторапливал. А дежурный по кораблю Михаил Борисович, проявивший немалый интерес к происходящему, искренне выразил нам свое сочувствие. Ближе к полуночи наша все-таки взяла.
    А вот погода менялась к худшему прямо на глазах. Резко подмораживало и поднимался ветер. Случилось так, что в тот поздний вечер на лодке был налицо почти весь 2-й дивизион. Валерий Александрович дальновидно заменил силы в шлюпке на свежие.
    Отличный пловец, наш Комдив-2 в свои курсантские годы отличился в сборной училища по морскому многоборью и стал Мастером спорта. В те годы сборной СВВМИУ по многоборью не было равной среди ВМУЗов. Даже Стрелецкая «Нахимовка», как сейчас говорят, «отдыхала». Хорошо помню торжественный блеск спортивных кубков в зеркальных витринах у входа в наш училищный клуб. Многие из этих призов взяла команда Валерия Александровича… Теперь он убедился, что все одеты в спас. жилеты и еще раз обратил мое внимание на «момент» безопасности на воде. И мы отвалили от лодки в морозную ночь под яркий свет кормовых якорных.
    В шлюпке подобрался надежный народ - старшина команды Игорь Иванович, моторист Александр Николаевич, электрики БН 5-1-11 Андрей Валентинович, БН 5-45-22 Виктор Александрович и (добровольно, хотя подлежал замене) БН 5-55-12 Петр Иванович. Кажется, было так. Выгребать, однако, пришлось нам уже против сильного ветра. До ГИСУ было совсем недалеко, но вот после доворота влево мы «затоптались» на месте. Гребцы в азарте навалились на весла - надо еще ведь было быстренько поспать до утра. Еще немного и … «ремонтное» весло предательски сломалось по втулке. Оставшуюся без нормального хода шлюпку ветром пронесло обратно мимо 9-го пирса с лодкой и потащило дальше.
    Дружно сообразили, что непременно и поскорее надо причаливать к берегу. Отчаянно выгребая оставшимся веслом и огрызком «ремонтного» нам удалось приблизиться лишь к вертикальным стабилизаторам четырех лодок на 8-м. В стихийном движении мы только на мгновение уцепились за кромку сначала одного, а потом - другого вертикального руля и… прощай, 8-й пирс! Ветер гнал нас уже в сторону 7-го, а мы все метили к берегу или хотя бы к ближайшему корпусу.
    Помнится, свободные от весел начали энергично грести черпаком, доской и еще чем-то, порывались помочь мне держать руль куда надо, словом - прилагали все свои силы для успеха дела.
    На корпусе (кажется, это была К-527) встрепенулся верхний вахтенный в тулупе и окрикнул нас «Стой, кто идет?». Вопрос был поставлен совершенно правильно. Мы же все-таки моряки и шли на шлюпке. Это пусть пустые чемоданы плавают. Не получив ответа, вахтенный продолжил свои тревожные запросы по Уставу. Возможно, он принял нас за разновидность ПДСС (мало же кто их встречал воочию). В ответ ему мы хором прокричали что-то задорное, но не слишком обидное.
    Досылал ли он патрон, сказать не берусь, не заметил, хотя потом некоторые участники событий это утверждали. Но вот дежурный по кораблю точно выбегал наверх и его успокаивал. У самого дежурного в отношении нас, очевидно, сомнений не было. Свои. У 7-го неудача с причаливанием повторилась. «Ваша фамилия – Мухин! Вы пролетаете мимо!» - вспомнилась тут любимая присказка нашего Комдива-3. Пролетели мимо, продолжая обходить строй кораблей дивизии. Попутно я отметил, что редко где все ладно с кормовыми якорными. У одних горит один, у других вообще ничего. У нас-то теперь горят оба. Но далеко.
    Ветер некстати поменял немного свое направление, все решительнее отжимая нас на середину губы Большая Лопаткина. «Как бы нам не дойти до губы Андреева» - прозвучало на борту. «Туда еще дойти надо», - мрачно подумал я. Шлюпка то наша подтекала, а на большой воде ветер наверняка поднял волну.
    А 6-й пирс был почти, что на траверзе. Шлюпку несло бодро. Мороза мы уже не замечали - не до мороза нам было. Но здесь уже поверхность воды была покрыта свежим ледком. С разбегу мы и выскочили на спасительное ледяное поле у 6 пирса. Да так, что шлюпка полезла из воды и проламывая лед, повалилась на борт. Но и тут нам повезло. Уже привыкшие к приключениям, успели удержаться на банках и остались сухими, а шлюпка вроде бы и не черпнула воды. Как мы подбирались к 6-му, внятно объяснить уже не берусь. Помню только, что самый мощный из нас Андрей Валентинович с размаху крушил ледок исправным веслом, а остальные как-то дружно подгребали. Ерзали мы долго, но в конце концов выбрались на пирс тяжело дыша.
    Ближе к осушке двигаться было невозможно - у пирса лед был прочнее. Да и сил уже не было. На душе у всех полегчало, но говорить не хотелось. Некоторые даже закурили (отрадно, кстати, отметить, что в шлюпке было подавляющее большинство некурящих). Шел второй час ночи.
    У 6-го с зюйда глыбой высилась ПКЗ 6 дивизии, а с норда, ближе к берегу, притаился торпедолов. К нам тут же явился дежурный по ПКЗ, который, оказывается, давно и с интересом наблюдал за нашими маневрами во льдах. Он деловито распорядился, чтобы мы немедленно уходили восвояси - куда угодно, так как в течение часа сюда подходит из морей 705-й с командиром дивизии (или ЗКД?). Так что мы здесь со своей шлюпкой никому и никак не нужны. Я огрызнулся, что нам самим здесь делать нечего и двинулся на торпедолов, пока толком еще не зная зачем. Хорошо бы это был наш торпедолов, с командиром и командиром БЧ-5 с которого я был немного знаком. Придумаем чего-нибудь.
    Разумеется, торпедолов оказался из 6 дивизии. Зато он недавно вернулся из морей, был весь внутри теплый, и через минуту-две в рубку поднялся уставший за день командир, вызванный вахтенным. Старослужащий старший мичман меня выслушал, ничему не удивился, одел полушубок, и мы пошли на пирс «посмотреть все глазами». Дошли молча до шлюпки и обратно, после чего он сообщил свой замысел: «Я сгоню лед от пирса винтами «враздрай», а вы тащите шлюпку мне под транец. Поднимем ее стрелой на пирс. Дальше - сами».
    Все так и вышло. Пошел первый дизель, за ним второй, быстро прогрелись, заработали на винты, и мощная струя черной воды начала энергично промывать для нас коридор. На лодку загодя был отправлен гонец с вестями – самый моторный из нас Петр Иванович. Сколько хватало глаз, было видно, что он бежал «домой» как на время. Становилось ясно, что мы все-таки победим.
    Вскоре наша шлюпка с веслами уже сохла на пирсе. На слова благодарности командир торпедолова только махнул рукой – «Да чего уж там». Мы, как смогли, поволокли шлюпку на берег. Когда с трудом мы преодолевали подъем по аппарели пирса, пришла подмога. Да какая! - Комдив-2 и с ним вся подменная вахта с лодки. Без лишних слов все облепили шлюпку и по команде «Взяли!» разом с места пустились в карьер.
    Я оглянулся. К 6-му пирсу уже поворачивал обещанный нам 705-й с командиром дивизии (или ЗКД?). Но было уже не до них. Еле успевал вместе с бегущей шлюпкой. Словно в окне поезда мелькали мимо: столбы, пирсы, лодки, береговой гальюн, зарядная, опять пирсы, лодки, СРБ, наша лодка (вся в огнях), распахнутые, как по волшебству ворота зоны РБ, оторопевшее лицо вахтенного на КПП. Шлюпка, не снижая хода, легла в циркуляцию вправо и встала, как вкопанная, у сходни ГИСУ. Все, так же молча, усталой гурьбой побрели на лодку, а я еще немного объяснился с вахтенным у трапа.
    Следующим солнечным днем я проведал торпедолов и ГИСУ и извинился за вчерашний переполох. На обоих кораблях мне сказали одно и тоже, почти что слово в слово: дескать, всегда готовы помочь, дело житейское, сами рады, что закончилось хорошо. А я-то был как рад…

    Но с той поры жило во мне чувство, что лампочки в кормовых якорных перегорают неспроста так предательски рано. Про предохранители даже не говорю. Малюсенькие керамические предохранители на 3 и 5 А горели в коммутаторе часто (это от бросков тока), а в нашем ЗИПе они вообще-то отсутствовали (любых других было целое море). И по техническому снабжению тыла для БЧ-5 они тогда не полагались, поскольку такой коммутатор сигнально-отличительных огней (современного изящного вида, с сигнальными светодиодами) ставили на РТМы постройки, начиная с 1984 г. То есть они были только на К-299 и у нас. Возможно, во всем мире только два таких точно. Спасибо командиру БЧ-4 Вячеславу Александровичу, который услышал о наших сложностях и щедро делился с Д-2 своими запасами (БЧ-4 такими предохранителями тыл снабжал, однако не очень щедро).
    Но вернусь к несчастным лампочкам. По Техническим условиям у ламп накаливания ресурс – 5 тыс. часов работы. А включают якорные огни только в базе, в темноте (ну еще и при всплытии на перископную глубину, чтобы надводные корабли и суда нас заметили и успели резко отвернуть). Ну и вахта их включает при отработке борьбы за живучесть, обозначая внешнему миру условно происходящую аварию. Словом, ресурса ламп должно бы хватать надолго. Только непонятно почему его не хватает.
    Вскрыли трансформатор сигнально-отличительных огней – перемычки оказались совершенно верно выставленными на минимальное напряжение - на выходе 24 В, даже чуть меньше (спасибо ленинградской ЭРЕ, все правильно сделали). Может быть, индуктивность цепи при монтаже получилась большая и возникает бросок тока при их коммутации? А с чего бы это? - Опять непонятно. Опросил всех, кого смог в нашей дивизии (и даже не только в нашей) – у всех все спокойно, лампочки меняют далеко не каждый год. Но постепенно эти все тревоги начали заслоняться другими многочисленными заботами.
    Напряженно прошло лето, потом пролетел отпуск, а в ноябре, после приемки родной лодки от 505 экипажа, беда с кормовыми огнями стала повторяться. Лодка тогда стала к 6-му пирсу с норда, и шлюпки на ПКЗ по соседству выглядели желанными для нас плавсредствами. Но на ПКЗ мне сразу же завернули оглобли – ПКЗ категорически запретили их трогать без разрешения штаба 6-й дивизии. Хотя одна шлюпка и грузовая стрела были исправны.
    К переговорам подключился Валерий Александрович, лично знакомый с Петром Борисовичем, командиром ПКЗ. И я все-таки уговорил его. Петр Борисович ведь до ПКЗ был комдивом-2, чуть ли не лет пятнадцать, и такие заботы знал хорошо. А может, наши гостинцы помогли.
    Вечером шлюпка сошла на воду. Весла были опять никудышные, но от них теперь много и не потребовалось. Зато шлюпка, вероятно еще финской постройки, была без замечаний. Замена лампочек прошла довольно быстро, и огни радостно зажглись.
    Но вот на самом финише, когда шлюпка поднялась стрелой на самую свою высоту, на пирсе совершенно некстати появился дежурный по 6-й дивизии. Благоразумно дождавшись постановки шлюпки на кильблоки, он обрушился на меня. Эмоционально отругав за «партизанщину», он выяснил все мои ТТД и пообещал доложить куда и кому надо, чтобы «вывести меня на чистую воду».
    При этих словах невольно вспомнилось былое - торпедолов, промывающий нам винтами путь вдоль этого же 6-го пирса. Вот это - действительно вывели на чистую воду. Такое не забывается. Получив свое, я побрел к себе на лодку, а дежурный энергично поднялся по сходне громить притихшую ПКЗ. Радоваться было вроде уже нечему. Неизвестно, какой оборот может это все принять завтра. У нас ведь умеют иногда устроить бурю даже в стакане с водой.
    Перед подъемом флага я доложил комдиву обо всем вчерашнем. Валерий Александрович был обычно не примерим к нарушителям любого порядка (особенно если они попадались на глаза начальству), да и не очень-то щедр на похвалу. Но тут он только широко улыбнулся: «Да ну этого дежурного. Все же вышло хорошо».
    Реакция подошедшего к нам Командира БЧ-5 была похожей:
    - Вижу, порядок. Надеюсь без приключений? – Молодцы.– Какой еще дежурный?
    – Шлюпка цела? – На месте? – ПКЗ тоже цела?
    – Никто не упал вчера, не ушибся?- Головой особенно? - Чего ж еще надо?
    – Да пусть твой дежурный лучше идет лесом.
    - А ты вот чем сейчас срочно займись: …
    – Знаешь, как это делается? – Раньше не приходилось? – Ну, вот и отлично, заодно и научишься. Потом все расскажешь. Мне тоже охота знать… Ну все, Командир идет.
    - Да, еще. Лицо сделай, пожалуйста, попроще и повеселей.
    При последних словах Вячеслав Анатольевич неподражаемо улыбнулся, показав мне лучший пример.
    А дежурный по 6-й дивизии свои угрозы в действие почему-то так и не привел. То ли «команда не прошла», то ли потом его закружили другие заботы (мало ли их на таком сложнейшем дежурстве?), то ли он просто решил не бросать тень на ветерана дивизии Петра Борисовича. Но в тот же день я уклонился от обеда на береговом камбузе, найдя благовидный предлог – обеспечение гарантированного питания для НК «Медведица», и остался на лодке.
    В разом опустевшем центральном без лишних свидетелей был вскрыт коммутатор сигнально-отличительных огней (современного изящного вида, с сигнальными светодиодами такие начали ставить на РТМах постройки начиная с 1984 г.) и сделал так, чтобы на линии кормовых якорных огней были не штатные 24 В, а поменьше, сколько - не скажу.
    Дожидался быстро сгустившегося вечера, чтобы в темноте оценить получившуюся яркость на пониженном напряжении. Сомнения подтвердились– новая яркость получилась несколько меньше, чем на остальных лодках дивизии. Словом, огни получились немного тускловатые, на первый взгляд даже печальные. Но изменять тогда я ничего не стал - в тот момент для этого не было нужных деталей. И хорошо, что не стал - замечаний по яркости потом так ни от кого и не пришло. Я обо всем признался Комдиву-2 и Командиру БЧ-5, но они только пожали плечами.
    Новая желтоватая неяркость якорных огней быстро примелькалась. Мне она начала нравиться. Цвет, как у окон родного дома зимним вечером. Можно при желании отличить нашу лодку издалека в россыпи остальных якорных огней у пирсов в Большой Лопаткина.
    Думаю, что навигационная безопасность корабля тоже ничуть не пострадала. Зато шлюпочное дело в дивизионе быстро забылось. С предохранителями тоже стало спокойно.
    Через три года в каждом из якорных огней было еще по одной исправной нити в лампочках-86.
    Но в тот момент к пирсу, прямо рядом с нашим вертикальным стабилизатором, был ошвартован покрасочный плотик с плавбазы, которая ненадолго отлучилась. Плотик мог выдержать хоть «Жигули». Пару дней я боролся с искушением, мол, «лучшее - враг хорошему», но потом все-таки не удержался. На носу зима все-таки. Мы среди бела дня (!) немного перешвартовались на плотике, и быстро лампочки заменили на новые ( с 2-мя нитями).
    Попутно с нашими электриками было проведено практическое занятие по специальности методом «рассказ с показом». Погода была славная. Матросы (уже новой «волны»: Тарас Герич, Федор Фалатюк, Дмитрий Денисов и Павел Стенин - все надежные и работящие парни, какими их воспитали дома) были очень довольны. И я тоже. Но про себя подумал, что на нашем корабле этот навык им вряд ли когда понадобится…
    А вот на веслах я с тех пор больше так ни разу и не ходил. Даже на резиновой лодке или на байдарке или же на тузике в парке Культуры и Отдыха. Звать звали, но я всегда отнекивался. Мол, давайте лучше уж под парусом или на моторе. Что-то после 86 года не лежит у меня душа к этим веслам.